Великая пустыня: тема с вариациями

Вариация первая. 14 ночей

Это называется - бросаться очертя голову. Я нырнула в Сахару так, как в следующей жизни прыгну-таки с парашютом. С новеньким спальным мешком - предметом, с которым доселе никогда не имела дела. "Будешь располагаться на ночлег - попробуй отойти от группы подальше", - напутствовал меня в берлинском аэропорту Вернер, журналист, фотограф и владелец мини-турфирмы. Я попробовала - и собрала коллекцию ночлегов.

В палатке и без, под покровом небес, под сводом цвета индиго в крапинку звезд. В ложбинке, где есть камень-ложе, и камень-тумбочка, и гардеробная ниша. На пригорке под полной луной, свет которой, задерживаясь в колючках акации, рождает плотную ночную тень. Под сенью циклопической глыбы близ плато Джадо. За прозрачным кустиком на плоской, как сковорода, Тенере, "пустыне в пустыне", где в те четверть часа, что солнце скрывается за краем земли, на западе бушевала пурпурно-золотая лава. На верхушке дюны в массиве Темет - о-о-о, это был вожделенный эксперимент, который, впрочем, в том путешествии я больше не повторяла: снизу дюна казалось вполне доступной, но подъем оказался коварен - мелкий желтый песок с тихим вздохом уходил вместе со мною вниз, я брела посуху аки по воде, ведя за собой на шнурочке зверушку-спальник и понимая, что поскольку втащить за раз все нужные предметы мне слабо, то упражнение придется повторить. Взялся за гуж… Оборудовав опочивальню метров на двадцать выше своих попутчиков, я заснула под легкий посвист струящегося под ветром песка. Часам к четырем утра ветер усилился, песок зазвенел, забренчал как струна, которую в лад своим странным ритмам теребит задумчивый джазист, и наконец начал постукивать в капюшон спальника и лезть в глаза. Меня сдуло с вершины, остаток ночи прошел спокойно и обыкновенно, но зафиксировал в памяти стоп-картинку: палатки у подножия едва видны, слева - крутой склон, справа внизу - котловина вади в окружении дюн - мягких спин гигантских песчаных созданий. Позднее я прочла у Айхера:"Дюны выглядят как органические существа, и их эстетика - это эстетика биологии, а не физики. Они живые и живут как тела, а не как предметы..."

Вариация вторая. После пустыни

Два месяца я летала по Москве как воздушный шарик, наполненный гелием - тело было легким, упругим и стремящимся ввысь. Космос пустыни словно угнездился внутри, подсвечивая и согревая кожу. Собственная аура ощущалась физически, превратившись в плотный защитный скафандр. Это был чистейший восторг: каждая клетка работала маленьким генератором энергии. Подобно шампанскому-брют ее пузырьки щекотали физическую оболочку, создавая чудесное ощущение ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. И когда в город с его изнурительными автомобильными пробками пришел мокрый серый слякотный март, из центра Сахары по электронной почте пришло коротенькое письмо. Меня приглашали приехать. Кроме солнцезащитных очков и крема, среди предметов, которые предлагалось взять с собой, значился купальник.

Вариация третья. Праздник в оазисе

"Вы и есть та самая дама, которая приехала одна из Москвы?" - туарег в светлой гандуре высунулся из окна джипа, пробиравшегося по улице мимо дома опекавших меня друзей. - "Oui, monsieur - Madame, vous etez courageuse! Ну, сударыня, вы храбрая!". Только мой скверный французский, вынуждавший постоянно таскать подмышкой словарь, помешал ответить сразу - полноте, какой кураж, надо просто все организовать.

Меня встретил Абдалла - выразительный тарги в живописной ярко-голубой гандуре, "шеф д'экспедисьон" маленького местного турагентства. Попетляв по улицам городка, где деревья были выше домов, он, наконец, отворил бирюзовую дверь в терракотовой стене неприметного внешне дома. За пятиметровой преградой скрывались несколько комнат с высокими потолками, кухня, сад и терраса с отверстием в полу, из которого тянулся вверх раскидистый тамариск. Бросив сумку и решив не брать с собой фотоаппарата, я отправилась бродить по улицам. Был праздничный день - 1 мая, и стараясь запомнить путь (налево, прямо, по мосту, опять прямо и направо), я вышла на площадь внутри жилого квартала, где развертывалось завораживающее действо.

Мужчины в белых одеждах с ружьями в руках ритмично двигались в большом круге в такт музыке; тут же , в кружке поменьше, были и музыканты - тоже мужчины, и тоже в белом. Они стучали в разномастные бубны, кажется, у кого-то был барабан, время от времени усиливающий бряцанье металлических колец сильными упругими ударами, напоминающими удары сердца. Нечто подобное я испытала во время первой поездки, когда, оказавшись в Иферуане, мы попали на фестиваль туарегов. Только тогда в барабаны били нарядные женщины, плотной группкой сидевшие на корточках посреди обширного поля, по краям которого, ожидая начала праздника, выстроились задрапированные всадники на белых мехари. Тогда сильный ритмичный бой барабанов вытянул меня из круга зрителей, и одна из женщин, уловив мое сомнамбулическое движенье на звук, уступила мне место у своего инструмента…

Ритм бубнов ускорялся, становясь все плотнее, танцующие мужчины усиливали его короткими гортанными выкриками, по низу туманом стлалась светлая легкая пыль. Зрители вытягивали шеи, дети, косясь на меня, забирались кто куда мог. Мальчик лет десяти, стоящий на невысокой цементной ограде, коснулся моего плеча - "Madam, s'il vous plait!" и протянул мне руку. Поклявшись отныне всегда таскать с собой камеру, я вскарабкалась на возвышение и пристроилась с ним рядом. Тремоло бубнов достигло апогея, затем мощный прозрачный пульсирующий звук на мгновение прервался - вверх взметнулись белые рукава с темными стволами ружей, прозвучал короткий боевой клич, стволы одновременно выстрелили и задымились… Коротко поаплодировав, публика рассеялась, а исполнители, попрыгав вместе с ружьями в стоящие рядом на приколе открытые джипы, по дюжине в машину, разъехались в разные стороны. Я отправилась к дому - налево, прямо, по мосту, опять прямо… - и свернув последний раз налево, едва не столкнулась с озабоченным Абдаллой. Enfin! - сказал он с облегчением. - Наконец-то! Мы уже думали, что ты заблудилась!

Вариация четвертая. Что за поворотом

Мы неспешно двигались по нагорью Ахаггар. Желто-коричневые холмы уходили в бесконечность, осененные горчичной дымкой. В живописных вади Даген и Ассуф Меллен я за пять минут взбиралась по темному боку базальтового отвала на высоту пятиэтажного дома: навстречу утреннему солнцу, дарившему светом каждую складочку окрестных долин. В день, когда за городком-оазисом Иделес ландшафт цвета кофе с молоком внезапно завершился мажорным аккордом розовых олеандровых зарослей, душа ахнула; довольный Абдалла прокомментировал: "Мы не всех сюда водим". Трижды в день мой провожатый неторопливо совершал ритуал чаепития по-туарегски, заваривая три фракции зеленого чая, вошедшего в поговорку: "первый чай горек как жизнь, второй - сладок как любовь, третий - нежен как смерть".

Однажды прошел дождик, воспринятый мною как нечто, чего не может быть. Сидя в машине, я только было изготовилась снять усыпанное каплями лобовое стекло, как мой спутник заботливо включил стеклоочиститель. Тогда я не знала, что дождь в пустыне может стать бедствием - недаром здесь говорят, что в Сахаре больше людей захлебнулось, нежели погибло от жажды…

В пустыне, как в жизни: ты и представить себе не можешь, что за поворотом. Купальник мне пригодился. В один прекрасный день Абдалла без комментариев свернул с дороги, затормозил, вышел из машины: пошли! - и остановился, пропустив меня вперед. Впереди была гельта - маленькое озерцо, подпитываемое дождями и подземными источниками. Песчаный пляж, цветущие кусты с жужжащими пчелами, мальки на мелководье… Сахара, которой не знаешь. Выкопав в паре метров от кромки купальни ямку, быстро заполнившуюся водой, Абдалла принялся стирать посудное полотенце. - Дэл, пошли плавать! - Merci beaucoup, - прозвучало в ответ. - Иди одна. Я плавать не умею.

Путешествие по пустыне не равно движению из пункта А в пункт Б с остановками в местах продажи сувениров. Здесь нет огороженной территории, жизни по звонку, мероприятий из каталога развлечений в местах, где отдых превращается в работу по выбору: чем себя занять сегодня. Нет дискотек, коктейлей, бинго, аниматоров, всевозможных бань, запретов приносить и распивать, топтания у шведского стола и людей с бэйджиками, которые всегда находятся по ту сторону. Есть - просто жизнь, перемещение в пространстве-времени как ее модель, и люди, которых ты знаешь по имени и которые помогают тебе по этой жизни двигаться.

Пребывание в Сахаре дает уникальное переживание близости к божественному замыслу и высвобождает заблокированную энергию. Однажды погрузившись в это пространство, многие возвращаются туда снова и снова. Оказавшись там, впадаешь в кайф аутентичности. И каждая следующая поездка по великой пустыне дает человеку новое знание о себе. Когда после первой я шаманила над фотоальбомом, не зная, с чего начать, из пачки снимков в руки вдруг попросился один, на котором была только твердь - и синее небо со стремительно летящим в объектив облаком. Он будто говорил: вот ты - а вот твой мир. Чем ты заполнишь его?